22 марта, 2012

Вадиму было всего двадцать пять лет, а он уже давно выбил всю дурь из своей головы, позволительную в еще столь молодом, в принципе, возрасте. Все знакомые подшучивали, что, мол, одни до старости в детство играют, а Васильев наоборот – с пеленок играется во взрослость.
Еще будучи сопливым десятилеткой Вадим встал на путь самостоятельности, на примере старшей сестры уяснив, что от родителей ему помощи и поддержки не дождаться – не дотянут они его до светлого будущего, как бы им не хотелось. Слишком честные, слишком принципиальные, слишком бедные. Всего слишком – и все не туда.
Идти работать куда-нибудь в детский сад, подтирать зады и носы малолетним уродцам, как поступила Ирина, он ни в какую не хотел. Что это за жизнь-то такая, ради этого он растет, учится? Чтобы потом унижаться перед другими? Ну уж нет, увольте, у Вадимочки другие планы на свою жизнь.
Насмотревшись ярких картинок с неизвестными, но красивыми и веселыми людьми на их старом «Sharp’е», гордо выставленном посреди главной комнаты на тумбочке без отделений для ящиков, поломанных еще во времена Иркиного детства, Вадим твердо решил – он хочет туда. В смысле, не в телевизор или картинки, а к тем людям, которые этим занимаются. Он хотел очутиться в этих, как ему тогда казалось, огромных просторных павильонах, заставленных аппаратурой и потрясающими декорациями, где на каждом шагу встречаются знаменитости, разумеется, доброжелательно всем улыбающиеся, где царит вечная атмосфера праздника и суеты.
Детская наивность относительно происходящего на телевизионной «кухне» оставалась с ним практически до двадцати лет, пока ему все же не удалось выбить себе место ассистента на одном из местных телеканалов. Ассистент – это, наверно, слишком громкое слово. В обязанности Вадима входило лишь бегать по мелким поручениям всех выше стоящих по должностной лестнице и не мешаться во время съемок, чаще всего его просто напросто выставляли за дверь.
Нервозность, вечные склоки и разборки – все это быстро пресытило молодому парню, мечтавшую о совершенно другом. Ему-то грезилось, что на телевидении все одна большая семья, по крайней мере, на экранах бородатые дяди и расфуфыренные тети говорили именно так. Какое горькое разочарование.
— Чудной же ты, — сказал однажды в курилке, засовывая в грубую прорезь рта  сигарету один из сценаристов – Куликов. Куликову было уже хорошо за пятьдесят, и он был кем-то вроде гуру и мудреца всея канала. Все всегда знал и всем раздавал советы, даже когда не спрашивали и открыто просили   заткнуться. Он в ответ  лишь приподнимал густые седые брови и все равно изрекал свою мудрую мысль. В его оправдание можно сказать, что чуши он никогда не говорил – только по делу, находя такие правильные слова, что диву даешься, откуда он их взял вообще. Людям почему-то слабо верится всегда, что живой человек способен действительно что-то умное в своей голове уразуметь, особенно тем, кто на такие подвиги не способен.
– Чего ты от этого болота ждешь? Здесь вон только тухлые пни да жабы водятся, куда ты молодой такой лезешь портиться? Тебе бы в озерке еще плескаться.
Любил Куликов говорить метафорами и развернутыми аллегориями, которые, порой, никто, кроме него самого, разгадать не мог. Этого у старика не отнимешь.
— Чего? – Зашуршал оберткой от шоколадного батончика Васильев, особо не вслушиваясь в очередные размышления Куликова. Хоть говорил он и точно и нужно, а всегда вникать в ход его мысли – легче, наверное, через границу перебежать, таща на поводке розового мамонта.
— Говорю, не твое это, пацан. Вали подобру-поздорову, пока в самую гущу не затянуло, — выдохнул колечко дыма Куликов, поправляя на носу очки, в которых его глаза выглядели раза в два больше, чем есть на самом деле. Будто две зеленые аквариумные рыбки плавали там за толстыми стеклами в коричневой тонкой оправе. У Вадима бабушка в таких же очках  ему шарфы вязала да варежки.
— Это совет или угроза? – Напрягся Васильев, усиленно работая челюстью, пытаясь разжевать свой нехитрый обед. Нуга застревала в зубах, а шоколад оставлял на губах совсем непривлекательные темные пятнышки, которые приходилось то и дело облизывать. Он бы плова сейчас навернул, а то смех один – шоколадку взрослый мужик, аж двадцать же лет, будет на обед уминать. Даже запить нечем.
— Какая ж угроза? – Удивленно пожал плечами Куликов. – Уж ты-то мне не конкурент чай.
— Ну так и что? – Пропустил мимо ушей обидное замечание Вадим, опираясь рукой на высокий подоконник, где обычно стояли бутылки и коробочки от лапши быстрого приготовления, служившие пепельницами. Нормальные пепельницы приносить никто не хотел – сопрут же, как пить дать. После уборки сегодня подоконник был девственно чист, но Куликов уже собирался примостить на него свой пластмассовый стаканчик, в который он и стряхивал серый пепел от сигареты. Стаканчик местами оплавился, но, в целом, держался стойко.
— Тебе бы куда попроще пойти. Вот отец у тебя кто? – Куликов поднял глаза на Вадима, смутив бедного парня прямым взглядом.
— Инженер. Но я не хочу, как он, — быстро затряс головой Васильев, опережая слова Куликова, что и ему бы туда податься. – Я всю жизнь мечтал…
— И что, сбылась мечта? – Горько усмехнулся старый сценарист, туша в стаканчике недокуренную сигарету. Бросить пытался все, потому и перестал докуривать их до конца.
— Нет. – Пришлось признать очевидный факт, Вадимочкины детские фантазии не далеко ушли от мечтаний о сказочных пони или, скажем, мире во всем мире. Ждал одного – получил обратное, а винить и некого даже. Но не бросать же теперь все просто так?
— Вот видишь, — вздохнул Куликов, и у Вадима даже мелькнула мысль, что, наверное, сценарист разочарован был не меньше его самого.– Но, если совсем не хочешь расставаться со своей мечтой, есть для тебя один вариант.
Прищурившись, Куликов уставился в окно, за которым разъезжали взад-вперед машины, разбрызгивая по сторонам весеннюю грязь. Небо серое, деревья еще голые – более унылого зрелища и не придумаешь. Скорей бы лето, отпуск, внук приедет…
— Какой вариант? – Вырвал Куликова обратно в реальность нетерпеливый голос Вадима. Видать, не в первый раз переспрашивает.
— Театр, друг мой, театр, — сценарист похлопал Васильева по плечу, бросил стаканчик на подоконник и вышел, более ничего не разъясняя.
Сколько Васильев потом не пытался завести разговор на эту тему, Куликов отмахивался, прикрывался делами или уходил так глубоко в себя, что его до самого конца рабочего дня не могли растрясти.
— Возраст, — вздыхала Эллочка, гримерша — нервы, стресс. Бедняжка.
Вадим кивал головой и соглашался. А мысль-то прочно засела в голове.

Filed under: S&M | | 2 комментария

2 комментария

No comments yet.

RSS feed for comments on this post.

Sorry, the comment form is closed at this time.

Recent Posts

Archives

Categories

Lorem ipsum dolor sit amet, consectetuer adipiscing elit, sed diam nonummy nibh euismod tincidunt ut laoreet dolore magna aliquam erat volutpat.

Pages

Meta